Виктор Кияница.
Наш Шеф, безвременно покинувший этот мир, был одним из таких — штучных представителей нашей профессии всегда, с молодых ногтей. Таково было его кредо, его идеальная среда. Вот и этот глубокий и пронзительный материал о «не сумевшем закалиться» Коле Яралове говорит об авторе едва ли не больше, чем о его герое. Наш Витя, как и его Коля, изо всех сил старался жить НАБЕЛО, БЕЗ ПОМАРОК. И сумел — ценой своей жизни... Прочитайте, не пропуская ни строчки, эту публикацию тридцатилетней давности и запомните ее автора — Виктора Кияницу — Человеком и Журналистом, который писал, как дышал. Таких больше не делают...
Как не закалилась сталь
Мама съездила в Москву, купила Коле новые брюки. Он поглядел на них, и вдруг крикнул дрожащим голосом с обидой: «Зачем ты зря потратила деньги!»
На школьном вечере поэзии он вел себя не так, как обычно: стихов не читал, а когда началась дискотека, стал приглашать всех девушек подряд — никогда прежде не любил танцевать — и бурно веселился. Кто-то спросил: «Что с тобой?». Он бросил: «Наверстываю упущенное...»
Возвращаясь с последнего проведенного им актива, бросил кому-то из знакомых: «Может, это — моя лебединая песня».
Из деталей, из мелочей, из взглядов, многозначительно брошенных на ходу фраз вдруг проступила страшная правда: знал, готовился. И даже иначе можно сказать: предупреждал.
Он предупреждал — и будто загонял себя каждой такой многозначительной фразой все дальше и дальше к последнему шагу, будто вешки ставил — в топь. Дошел, роняя слова, и решил, что отступать некуда, недостойно.
Из завещания Коли Яралова:
«Я знаю, на что иду. Знаю, что принесу вам большое горе. Нужно вовремя поставить точку. Не нужно расстраиваться. Все к лучшему. Простите за все. Этот вопрос я должен решить... Это дело чести...
У меня есть просьба, которую прошу рассматривать, как завещание. В моей смерти прошу никого не винить. Похороните меня на высоком месте, чтобы рядом были деревья и видно горы... Мой комсомольский билет и фотографию прошу отправить в пионерский лагерь «Орленок»... На мой день рожденья прошу приглашать одноклассников, веселитесь... Возможно, я делаю глупость. Честно говоря, я не хочу умирать, но продолжать жить я не хочу еще больше...
Я принес вам столько несчастий. Вы столько сил потратили на меня зря. Целую вас, обнимаю. Любящий вас Коля».
Колина жизнь и смерть — не загадка, к которой можно подобрать десяток ключиков-разгадок. Это тайна. Самая настоящая. И именно с этим ощущением мы пишем о нем. За два месяца до Колиной смерти в этом классе произошло еще одно трагическое ЧП. Ушла из жизни одноклассница. Гордость класса. Умница. Красавица. Причины — глубоко личные. Подробностей касаться не будем. Потому, что это — отдельная, другая история. Она коснулась Колиной жизни рикошетом. Но — точным, попадающим в самое сердце.
...Ее искали почти всем классом. Когда тело вытащили из воды, Коля видел отца девочки. После долго не мог прийти в себя, все повторял: «Какие у него были глаза...». Повторял с плохо скрытым ужасом.
...Когда в его школе состоялось собрание педагогического коллектива, на котором должна была пойти речь о смерти двух детей, его тетя Тамара Николаевна собралась с духом, пришла — тут-то и услышала впервые: «Ваш Коля был слишком начитанный, порядочный. Надо было его больше закалить... Надо было его лучше готовить к трудностям...»
У кого это сказано: «Жизнь свою читал с листа»? То есть жил как бы набело, без помарок. У многих окружающих было именно такое, наверное, ощущение от его, Колиной жизни.
Его удивительно ясную (без помарок) речь отмечали все. Уже старшеклассником как-то наотрез отказался — в открытую, на уроке учить стихотворение Маяковского. И доказал, и победил в споре. И весь класс вместе с ним учил другое, непрограммное стихотворение. Фантастика?
Он любил выступать и тщательно готовился ко всем выступлениям. В школе — ведущий всех вечеров, в галстуке-бабочке с веселыми глазами.
Он любил Баха и Бетховена, красивые песни под гитару. Любил стихи. Любил горы, походы. Любил шумные студенческие сходки, споры — его тетя Тамара Николаевна долгие годы возглавляла замечательный студенческий клуб «Аполлон», полгорода — ее воспитанники.
Это была чистая среда
«Что изменилось за лето, стал ли я взрослее? За лето я стал жестче, высокомернее, холоднее. Как-то замкнулся. Но я не считаю, что стал хуже. Вышеперечисленные качества в какой-то мере хороши и нужны — я стал взрослее».
«С детства моей любимой книгой была книга Януша Корчака «Король Матиуш I». Я читал ее около тридцати раз и все равно не могу сдержать слез в конце книги, когда Матиуш умирает...
Образ короля Матиуша очень близок мне. Такие же мысли, «бредовые» идеи сделать мир лучше, а людей — чище... Прошли годы. Ушли самые счастливые, безоблачные годы. Теперь я возвращаюсь в этот звонкий мир благодаря Матиушу. Я стал оценивать свои поступки Матиушем».
...Тетя отвела его в изостудию. Его детские работы сразу появились на выставках, их отмечали даже профессионалы. А он — может, случайно? — забрел во Дворец пионеров, в ту комнату, где заседал пионерский штаб.
И пропал в нем с головой.
«...Я хочу сделать так, чтобы всем было хорошо, но в мире, где царят протекционизм, поклонение деньгам, силе, подлость и низость, это невозможно.
Я выбрал путь действия через комсомол... Этим и вызвана моя «анекдотическая» верность идеям».
Из выступления на пленуме обкома комсомола: «У некоторой части молодежи сложилось пренебрежительное отношение к нашим моральным, духовным, историческим ценностям. Стыдно, что мне приходится быть их товарищем по союзу...»
...Колина мама бросила в сердцах: «Тебя лечить надо от комсомола!» Страшно обиделся.
В другой раз сказал ей: «Хорошо, мама, я не пойду завтра во Дворец. Но с одним условием: ты не пойдешь тоже в свою больницу. Ты тоже бросишь свою работу».
...Так ли уж виноват «переходный возраст» в жуткой вспышке подростковых самоубийств? Подросток легче проваливается в яму стресса, психологической драмы, но что-то ведь должно держать его на краю — какая-то защитная система?
Колина смерть показала: причины не стоит искать на поверхности.
Они — глубже. Хороший учитель не заменит веры в свое предназначение, всосанной с молоком матери. Твердой духовной опоры внутри себя.
Но ведь у Коли эта опора была. Была вера. Было предназначение. Был идеал...
Из сочинения: «Павке было легче. Он боролся с явными врагами... А я не могу даже раскрыться, выложиться. Я способен на подвиг, но нет условий для его осуществления. Жаль, что из-за моего личного несовершенства пропадают идеи, достойные будущего. В этом виноваты многие, целые массы людей, они несчастны. Возможно, это бред максималиста, но именно эти мысли роятся в моей голове».
...Странный ребенок? А может напротив — глубоко нормальный? Чересчур нормальный?
Не сходились у нас концы с концами. Как ни крути.
Отмечают все: к концу девятого класса к общественной работе Коля несколько охладел. И тут — поездка в «Орленок».
Из письма: «Я попал в свою родную стихию. У меня начался такой прилив энергии, что я даже ночью думал. Работа была очень напряженная... Сбор проходил в форме Академии Наук. С нами работала группа ленинградских педагогов из пединститута имени Герцена. Замечательные люди! Мы чувствовали себя на два шага впереди авангарда перестройки.
Меня избрали во Всесоюзный совет сбора — всего 16 человек по Союзу. Буду работать в Закавказье».
Он нашел точку опоры, с помощью которой, казалось, может перевернуть мир.
Из письма Албану Джайлямышеву, участнику сбора: «...Сейчас у меня плохое настроение. Все, что я сделал, никому не нужно. У нас не осталось комсомольцев. Я не могу их заинтересовать. К 70-летию ВЛКСМ провели слет комсомольцев-старшеклассников. Мы отдали ребятам все, отдачи не было».
Из письма Коле вожатой «Орленка» Тани Гавриленко:
«...А теперь в общем о тебе. Мне кажется, ты одинок идейно. Коля, не горячись. Комиссар на боевом коне — это, может быть, прекрасно, но это прошлое. Тебе нужны единомышленники среди ребят. Не при напролом, будь гибче...».
В одном из последних, отчаянных писем Коля написал: «Я не выполнил свой орлятский долг, то, что мне поручили. Теперь моя жизнь ничего не стоит...»
Так, может быть, виноват «Орленок»? «Там» — идеальные условия. Искренние люди. Единомышленники, соратники. А «здесь» — серые будни.
Не будем аргументировать, доказывать, спорить. Каждый отвечает на этот вопрос сам — что для него норма: «там» или «здесь»? Другое дело: не стоит сознательно посылать детей идти «на два шага впереди авангарда перестройки». Пусть каждый из них выберет свою дорогу сам.
Незадолго до гибели он сказал: «Во мне не один, а три Коли Яралова. Два уже умерли».
Встал утром. Собрался спокойно. Не выдал себя ни словом, ни жестом. Взял заветную тетрадь с записями из «Орленка». Достал портрет Наполеона, стоявший на почетном месте в шкафу. Сунул в портретную раму комсомольскую учетную книжку погибшей одноклассницы. Попрощался глазами.
Три Коли Яралова. Король Матиуш — душа ребенка и взрослый ум
Высокий, нескладный парень, вздрагивающий плечами, когда его снимают с уроков для очередного «мероприятия», а вслед летят язвительные шуточки. Пламенный комсомольский активист.
Когда-то они — все трое — должны были совпасть. И совпали, как совпадают в одной точке прицел, мушка и прыгающее перед глазами пятнышко мишени.
В первом классе, вспоминает Тамара Николаевна, у Коли случилась маленькая драма. «Тома, меня не спрашивают!», — пожаловался он после первой же недели занятий.
Нам часто казалось, когда мы думали о нем, — Колю не спрашивали о чем-то важном всю его короткую жизнь... Кто не спрашивал? И о чем? Теперь уже не узнаешь. Может быть, о любви? Может, о каких-то духовных интересах, что остались невостребованными, а ведь силы в нем дремали немалые. Его спрашивали о другом. Часто спрашивали. Все время.
Подвиг. Страдание. Героическая смерть. Об этом мы наслышаны с детства. А откуда узнать о подвиге долготерпения, героизме будничного служения? Примеры борцов за светлое будущее — всегда под рукой, в любой хрестоматии. А примеры миссионеров, пастырей и лекарей, просто работников, трудом и самоотречением создавших прецедент гуманистического отношения к человеку?
Больше двадцати лет назад в «Алом парусе» появилась статья об одном замечательном подростке, десятикласснике. Он был лидером класса, и формальным, и не формальным — умел погасить конфликт, увлечь, поднять настроение. Прошли годы, и Айк Котанджян, герой статьи, стал комсомольским работником, затем партийным. Идеалов юности не потерял, утвердив себя человеком принципиальным и честным. Статья называлась так, как любил говорить Айк: «Вариантов не признаю».
...Спустя двадцать лет другой мальчик, в другое время, в других обстоятельствах сказал по-другому: «это — дело чести». Да, другая эпоха. Не вернуть тех романтических мальчиков шестидесятых. Быть может, Коля — последний из них, чудом оказавшийся в нашем времени.
Его смерть заставляет переосмыслить старую формулу. Варианты человеку нужны. Они необходимы всем нам, как воздух. Варианты во всем — в выборе поведения, стиля жизни, мышления.
Деньги, семья, наука, религия, политика, свобода, любовь, аскеза...
Да нет предела этим вариантам. С честного выбора между ними и начинается богатство нашего общества. Любого общества.
Виктор КИЯНИЦА, Борис МИНАЕВ. Цхинвал, «Комсомольская правда» № 278 (19678), 3 декабря 1989 г.
У «Комсомолки» в Казахстане появился свой канал в Telegram. Публикуем актуальные новости в течение 10 минут, беседуем со звездами эстрады и бизнес-аналитиками, говорим о курсе тенге каждый день.
Он не навязчивый. Новости приходят один раз в 20 минут. Вы будете в курсе всех важных событий.
Перейти на канал: https://t.me/kp_kz